| |
Беларусь в круге
Подобная обнаженность и безоружность внутреннего перед внешним существует не только в жизни отдельного человека, но и в организации всего уклада жизни. В деревнях или маленьких городках открывается реальное состояние дел в Беларуси, так как там отсутствуют внешние визуальные эффекты, ничто не вводит в заблуждение. Кажется, именно там живет правдивая Беларусь. На улицах Минска дорогие иномарки, красочные вывески со звучными и дорогостоящими именами известных фирм и масса других "мелочей" -- создают образ движения страны в сторону цивилизации. Каждый человек, идущий по улице легко впадает в заблуждение и думает, что хоть это пока никак не отражается на моем собственном образе жизни, окружающая объективная реальность определенно меняется в лучшую сторону и рано или поздно этот внешний прогресс проникнет и в мою жизнь (квартиру). В подобном обманчивом ожидании можно провести не один десяток лет, если, конечно, не суметь проникнуть в те слои, где вся атрибутика оптического обмана и создается. С точки зрения экономической, этот пласт жизни -- чаще основанный на работе чужого капитала или идей -- в Беларуси достаточно загерметизирован, в нем живет тот, кто в нем же работает. По сути -- это превращенная форма натурального хозяйства, переведенная в масштабы города.
Принцип натурального хозяйства -- замкнутый круг, по которому циркулирует жизнь -- постепенно стал метафорой (образом?) жизни на Беларуси. Одним из свойств этой геометрической фигуры, как известно, является отсутствие выходов в открытое пространство, т.е. внешних перспектив... Выход в будущее -- одна из таких перспектив, на первый взгляд неподвластная человеку, т.к. существует объективно во времени. Парадоксальным образом, в отдельных точках на территории Беларуси даже здесь жизнь замыкается в круг. Большие деревни со школами, в которых никто не учится, а самое молодое поколение -- в возрасте шестидесяти лет -- очевидно, обречены ходить по замкнутому кругу своей внутренней жизни до тех пор, пока последние жители не сойдут с дистанции. Один из возможных способов размыкания круга -- его исчезновение.
Беларусь в квадрате памяти
Наше путешествие было задано определенными историческими параметрами -- оно проходило по точно обозначенным местам, сыгравшим ту или иную роль в истории Беларуси (как Новогрудок или Заосье, где родился Адам Мицкевич) или отдельных семей, имевших здесь некогда глубокие корни, обрубленные в пространстве их переездом за границу, но сохранившиеся в сознании людей. Мой спутник -- потомок знатного рода, жившего на территории Беларуси до 1939 года. Цель путешествия -- посетить те места, где протекала эта жизнь, увидеть их воочию -- задавала не совсем обычный расклад реальности.
Диалектика старого и нового, прошлого и настоящего, и, наконец, воображаемого и реального -- создавала бесконечные повороты в сюжете нашего путешествия. Впрочем, чаще всего завязка, кульминация и конец-развязка повторялись. Дорога, которая по сути своей -- лишь вынужденная форма перемещения в пространстве -- благодаря насыщавшим ее разговорам со множеством фактов, деталей, образов -- становилась интеллектуальной "заготовкой" будущего события. На месте, как правило, реальность демонстрировала свою несостоятельность в интересующем нас качестве, так что дорожный "образ" заменял собой то, что мы искали, был, по сути, самим событием.
В этом смысле путешествие было необходимо не как способ преодолеть пространство. Это дорога давала шанс пережить опыт приближения, как "пребывания вблизи" того, чего давно нет нигде, кроме человеческой памяти и воображения.
***
Карта Беларуси, испещренная точками приложения личной или семейной привязанности, которые нам предстояло посетить -- будь то фамильные склепы, бывшие усадьбы, костельные книги или воспоминания людей -- приобретала в этом контексте новую историческую осмысленность и поддержку, пришедшую в "настоящее" из далекого зарубежья в облике моего спутника. Беларусь его воображения несла в себе память о другой жизни, другом времени, других отношениях -- в которые были вписаны его предки, а в их жизнь была вписана Беларусь.
Этот странный симбиоз семьи с территорией приобретал особую значительность, когда формулировался в реальных вопросах, конкретных сведениях, в поиске которых мы колесили по проселочным не всегда проходимым дорогам. Неподдельный и на удивление энергичный интерес к этим местам самим своим существованием придавал особую убедительность той временной перспективе, в которой мы рассматривали Беларусь, людей, живущих в ней, дома, построенные и успевшие развалиться на ее территории...
Архитектура дома, факты из жизни имения, липовые аллеи, пруды, люди их заложившие, существовали ровно столько, сколько мы к ним ехали. Колеса вертелись, топливо из бензобака расходовалось, картинка за окном хоть и еле заметно, но менялась -- все это давало надежду, к слову сказать, так ни разу и не оправданную. Чаще всего, там, куда мы приезжали -- просто ничего не было, иногда -- были руины, и уж совсем редко мы находили целыми дома, приспособленные к нуждам современной жизни. То, как именно их "приспособили" к настоящему, -- предмет отдельного разговора. Как правило, в этих домах обустроены места "асоциальности" (дома инвалидов, престарелых, алкоголиков и т.д.).
Работая с этим пространством, вопреки собственному стремлению стереть все былые различия, советская власть по каким-то причинам не только не заровняла следы старых социальных границ, но даже по своему их закрепила. Правда, если раньше эти границы проходили по линии аристократического отчуждения людей, то теперь отделяют нижний слой социального экстремума.
В интернате для душевнобольных -- во время беглого осмотра бывшего имения -- один из его нынешних обитателей проявил немного странную любезность и предложил провести нас к тому, кто нам нужен. Мой спутник неожиданно серьезно ответил чистую правду, сказав, что тот, кто нас интересует здесь, к сожалению, больше не живет.
В этом коротком диалоге была зашифрована целая история, достойная кинематографа -- и семьи, которой принадлежало имение, выброшенной из него и расселившейся по всему свету, их потомка, приехавшего туда, где (кто знает?) он мог бы жить, и пациента клиники, встретившего его в "собственном" доме, и самого имения, которому была уготована такая разная участь, как маятник качнувшая его из одной -- аристократической -- крайности в другую, прямо противоположную.
Другой раз -- в больнице, разместившейся во все еще живописном, хотя и полуистлевшем имении с недавно восстановленными прудами, аллеями, -- история дома, вместе с газетными вырезками и выписками из разных книжек, энциклопедии и рассказывающих о его бывших владельцах -- аккуратно хранится в папке среди историй болезней пациентов, откуда ее с гордостью извлек главный врач этого заведения, явно довольный произведенным эффектом, написанным на наших лицах. Конечно, сам факт увлечения историей был неожиданным у человека, живущего с массой других повседневных и насущных дел. Но кроме этого, так проявилась изощренная форма взаимодействия прошлого с настоящим, свойственная нашей земле.
Жест, извлекающий эту -- особенную -- папку из стопки таких же -- но с другим содержанием -- серьезный в своей символичности ход к демонстрации одноосновности разных хитросплетений человеческих судеб на этой территории...
И даже у истории Беларуси здесь нет привилегий, у нее просто свои лакуны, свои способы скрытого присутствия, иногда она даже маскируется под настоящее, симуляруя современность. И все потому, что из-за противоречивости и непоследовательности она -- ненадежное обоснование для истин сегодняшнего дня, она -- так же как все -- способна обмануть и опровергнуть что не следует в самый неподходящий момент.
История дворянской семьи среди историй болезней не есть простой способ хранения информации: в нем нашла отражение крайняя степень отстраненности места по отношению к тому, что в нем (на нем) происходит. Результаты -- т.е. записи -- все равно хранятся потом в одном и том же шкафу со стеклянным дверцами, сквозь которые хорошо просматривается однообразие папок... В этом особая мудрость белорусской земли, которая с неизменным спокойствием переносит все, что на ней происходит, занимает позицию, с которой ничто не заслуживает взрыва страстей: все, в конечном счете, займет свое место на полке в шкафу за прозрачным стеклом.
|
|
|
|
|
